10.07 Дикие души. Как национальному романтизму стран Балтии удалось покорить Париж (I)
Cможет ли украинское искусство попасть в один из знаменитых парижских музеев? Искусству Эстонии, Литве и Латвии это удалось. О долгом пути балтийского символизма к сердцам посетителей Музея Орсе рассказывает куратор выставки «Дикие души. Символизм стран Балтии» Родольф Рапетти.
Музей Орсе: Ни в вашей карьере, ни в вашем имени нет ничего, что указывало бы на очевидную связь со странами Балтии. Как же случилось, что эти страны вас заинтересовали?
Родольф Рапетти: Я всегда был увлечен символизмом. А началось все с выставки 1976 года в Гран-Пале «Символизм в Европе»: я не видел ее лично, но зато внимательно изучил каталог к ней. Будьте уверены, что как только у вас появляется интерес к символизму, ваши поиски непременно приведут вас в Северную Европу.
Организованная мною выставка «Мунк и Франция» в Музее Орсе в 1991 году рассказывала об искусстве Норвегии, Швеции и Дании. Экспозиция дала мне возможность хорошо изучить художников-символистов этих стран. В 1999 году я был куратором выставки в Страсбурге и Лилле, посвященной искусству Финляндии конца XIX – начала XX века. Центральной темой там тоже был символизм.
В странах Балтии я оказался после распада СССР исключительно из любопытства. Припоминаю свой визит в Музей Чюрлëниса в Каунасе. Я был практически единственным посетителем в тот день. И конечно, там не было ни одного иностранного туриста.
Я открыл для себя Микалоюса Чюрлëниса до того, как в Музее Орсе в 2011 году прошла посвященная ему ретроспектива, которая позволила посетителям узнать этого невероятно важного для истории ХХ века художника.
В странах Балтии я знакомился с хранителями музеев и просил их показать мне запасники. Почему? Потому что в 1990-е символизмом мало кто интересовался, а в тех странах тем более. Для того чтобы понять значимость этого течения, нам понадобилось время.
Итак, я знакомился с работами художников, собирал посвященные им книги, которые, увы, не мог прочитать, поскольку они были написаны на эстонском, литовском и латышском языках. Однако это помогло мне составить полную картину того, каким был символизм в Европе в целом.
В дни той самой экспозиции в Страсбурге на одной из встреч присутствовала искусствовед Гинта Герарде Упеньесе, которая как раз писала книгу о литовском искусстве XX века. И уже тогда мы мечтали о выставке, посвященной балтийскому символизму.
Когда страны Балтии начали готовиться в празднованию столетия своей независимости в 2018 году, Гинта сказала мне, что, пожалуй, пора организовывать экспозицию. Мы обратились к президенту Музеев Орсе и Оранжери Лоранс де Кар – она поддержала нашу идею с энтузиазмом. Так мечта стала реальностью.
Музей Орсе: Почему в Западной Европе балтийские символисты неизвестны? Из-за железного занавеса? Потому что советская власть не хотела делать акцент на искусстве отдельных республик? Или потому что мы сами долгое время не проявляли интереса к символизму?
Родольф Рапетти: Все вместе взятое. Нужно сказать, что в 1930–1960 годы, я беру пример Латвии, существовало четкое разделение художников на тех, кто писалв стиле соцреализма (они изображали на полотнах большого формата сцены из жизни народа), и тех, кто ему, соцреализму, сопротивлялся. Это были две отдельные группы художников. Те, кто сопротивлялся, создавали работы более близкие к искусству Западной Европы. Кто-то вдохновлялся Матиссом, кто-то кубизмом.
Представьте себе, что изобразить женщину в национальном латвийском костюме считалось провокацией, поскольку таким образом художник подчеркивал национальную идентичность, которую советская власть пыталась уничтожить.
Живущие в СССР художники не могли работать свободно в принципе. Так зачем же властям было поддерживать символистов? Показывать их миру для советской власти не имело смысла. К тому же, как мы ранее говорили, интерес к символизму в Западной Европе и США в эти годы отсутствовал.
Наше представление об искусстве XIX–XX веков – это цепочка от романтизма до импрессионизма, от неоимпрессионизма до фовизма, от фовизма к кубизму и так далее. Эта история искусства создана исключительно с точки зрения авангарда.
По этой причине символизм в нее был включен лишь частично: речь идет о клуазонизме и его представителях Поле Гогене, Эмиле Бернаре…
Все вышесказанное объясняет, почему балтийский символизм «пылился в чулане».
Читайте вторую часть: Дикие души. Как национальному романтизму стран Балтии удалось покорить Париж
