19.02 Красота и страдание. Как сифилис повлиял на творчество Эдуарда Мане
Как и когда отец современной живописи заразился сифилисом? Одни биографы считают, что это случилось в 1848 году, когда Мане отправился юнгой в Бразилию (он дважды пытался поступить во Французскую военно-морскую академию, но так и не прошел отбор). «Бразильянки зачастую очень красивы, – признавался художник в одном из писем, упоминая поездку в Рио-де-Жанейро. – У них прекрасные темные глаза и такие же темные волосы».
Другие исследователи уверены, что для того, чтобы заразиться сифилисом, юноше, решившему «стать мужчиной», вовсе не нужно было покидать Париж – настолько широко это заболевание было распространено во французской столице.
Мане не ощущал симптомов болезни до 1879 года, когда на выходе из мастерской он почувствовал невыносимую боль в спине: у художника подкосились ноги, и он упал на мостовую.
Читайте также: 50 нюансов ню. Эдуард Мане против Александра Кабанеля
Последующие годы Мане жил с постоянной болью, с трудом передвигаясь и волоча левую ногу. Сначала, еще не зная причин своего недуга, он полагал, что стал жертвой наследственного ревматизма. Один из врачей прописал Мане водные процедуры и массажи, но подобное лечение стало для него сущей мукой.
В то время, когда художник испытывал физические страдания, к нему пришло долгожданное признание.
В 1881 году Мане, который 20 лет подвергался критике (вспомните, как на него ополчились за «Завтрак на траве» и «Олимпию»), получил орден Почетного Легиона и медаль Парижского художественного салона, а его полотна «Жанна» («Весна») и «Бар в “Фоли-Бержер”», показанные во время Салона 1882 года, вызвали восторженные отзывы.
Эти картины стали последними крупноформатными работами Мане: из-за болезни он больше не мог часами стоять у мольберта.
«Сложности с координацией движений руки заставили его отказаться и от написания акварелей. В течение последних двух лет жизни он сфокусировался на создании маленьких полотен, на которых как правило изображал скромные букеты цветов. Сегодня эти работы считаются шедеврами его зрелого периода», – пишет Жюльен Богуславский, швейцарский невролог с мировым именем (недуг Мане и по сей день интересует врачей).
«Картина может все сказать при помощи фруктов и цветов так же, как и при помощи облаков. Знаете ли, я бы хотел быть Святым Франциском натюрмортов», – признавался Мане, для которого, как утверждали кураторы выставки «Мане. Натюрморты» в Музее Орсе (2000), изображение неодушевленных предметов всегда вдохновляло на эксперименты.
После 1870 года художник, словно избавляясь от сюжета, пишет на нейтральном фоне или практически незаметной посуде то овощи или фрукты, то цветы, придавая им особую бархатистость, прозрачность и хрупкость.
Эти прозрачность и хрупкость особенно чувствуются в написанных в последние годы натюрмортах с маленькими букетами цветов в вазах. Ими, к слову, Мане одаривал своих друзей.
В тот период, как отмечают Скотт Алан и Эмили Бини в статье для Музея Гетти, Мане прослыл и «художником элегантных женщин». Авторы объясняют это влиянием на Мане художниц Берты Моризо и Евы Гонзалес, а также его близкой подруги, дамы полусвета Мэри Лоран, которая вдохновляла живописца на написание цветов и разделяла его интерес к моде.
К сожалению, цветы и женщины не впечатлили арт-критиков. В поздних работах художника они увидели не только тривиальные сюжеты, но и желание «сделать красиво». Такое определение было унизительным для Мане, давно порвавшего с академической живописью.
Все это время Мане консультировался у нескольких врачей. В конце концов один из них обнаружил, что состояние художника вызвано ничем иным, как спинной сухоткой, возникшей на запущенной стадии сифилиса. Врач прописал пациенту лечение спорыньей, которое, как считает Жюльен Богуславский, впоследствии привело к гангрене ноги.
В апреле 1883 года Мане ампутировали ногу, и художник начал испытывать фантомные боли. Однажды, когда его навестил Клод Моне, Мане накричал на гостя за то, что тот сел на его (уже ампутированную) конечность, чем доставил ему ужасную боль. Спустя несколько дней после операции Мане скончался. А тонкая связь между его творчеством и болезнью интригует нас и по сей день.
