23.02 Парис или добрый пастырь? Как ранние христиане заимствовали языческие римские изображения (I)
ВЛувре внимательный посетитель заметит два саркофага, созданных приблизительно в одно и то же время и с удивительно похожим сюжетом. Однако, как говорил Гете, бог в мелочах. А в нашем случае буквально: для того чтобы правильно «прочитать» изображенное на каждом из экспонатов, нам придется углубиться в мир символов первых христиан.
На одном из саркофагов (середина III в.) меж львиных голов – барельеф с пастухом в короткой тунике в окружении деревьев. На плечах юноша несет барана, у ног пастуха расположился еще один баран, вопросительно поднявший голову.
На другом саркофаге (первая треть III в.) вверху надпись: «Ливия Никарус сожалеет о смерти своей сестры Ливии Примитивы, умершей в возрасте 24 лет и 9 месяцев». Под надписью также изображен пастух в короткой тунике. На его плечах овца, у ног – два барана. Слева – изображение рыбы, справа – якорь.
Во времена создания этих саркофагов увидеть во втором пастухе доброго пастыря, Иисуса Христа, собирающего вокруг себя людей и спасающего их души, а не, скажем, мифологического пастуха Париса, могли лишь посвященные.
Однако прежде чем поговорить о первых христианских изображениях, зададимся вопросом: как вообще удалось обойти запреты второй заповеди («Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, что на земле внизу, и что в воде ниже земли») и Исхода 33:20 («Лица Моего не можно увидеть тебе, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых»)?
Несмотря на строгие указания Ветхого Завета, изображение Бога у христиан стало возможным благодаря его инкарнации в Христе», – Анн-Оранже Пуальпре, соавтор курса «История искусства у ранних христиан, коптов и в Византийской империи» в Школе Лувра.
Раз уж в Евангелиях Иисус был признан Мессией, сыном Бога и воплощением слова Божьего во плоти, то абсолютный запрет на использование изображений дал трещину. Впрочем, предстояло решить новую сложную задачу: какими могли быть визуальные знаки, которыми христиане отмечали свою причастность к христианскому сообществу?
В Римской империи первые христиане были окружены мозаиками, фресками и статуями, натуралистично передававшими окружающий мир и людей, а также наделявшими богов человеческими чертами.
С одной стороны, христиане находились под влиянием все еще близкой им культуры иудаизма, а с другой – традиций Римской империи. Для иудаизма приоритетным было содержание священных текстов, в римских же городах стояли трехмерные скульптуры богов, которые издалека можно было легко принять за реальных людей.
Абсолютным кошмаром для христиан той эпохи было идолопоклонничество, почитание объектов. Ведь никто из вышедших из Египта с Моисеем из-за поклонения золотому тельцу не дошел до Земли обетованной», – Анн-Оранже Пуальпре, соавтор курса «История искусства у ранних христиан, коптов и в Византийской империи» в Школе Лувра.
Как и для иудеев, текст имел для христиан духовное значение, превосходящее по важности всякий материальный объект. Текст – чтение, пение псалмов, обсуждение и комментарии написанного – был местом встречи человека и Бога. Изображение или предмет не могли предложить ничего подобного.
Как же не уподобиться «создающим себе кумиров» язычникам? Ранние христиане выбирают язык символов.
Неудивительно, что первым символом для молодой религии, предпочитающей слово изображению, стала буква: сначала Тав, а затем греческая Тау. Она, по аналогии с Тав, последней буквой алфавита в иврите, имела значение «Божественной печати», символа всего сущего.
При обряде крещения на лбу у нового христианина (кстати, этот ритуал проводили исключительно над взрослыми людьми) сначала рисовали символ Тав, который затем сменили на Т (Тау). Эту букву ставили рядом или вставляли между букв имени усопшего христианина.
Первые однозначно христианские изображения появляются после 200 года н. э.», – Анн-Оранже Пуальпре, соавтор курса «История искусства у ранних христиан, коптов и в Византийской империи» в Школе Лувра.
«Наши знаки должны носить изображение голубя, рыбы или корабля с полными ветра парусами; лиры, как на кольце у Поликрата, или якоря, как на родимом пятне у Селевка. А если появится на печати рыбак, то он напомнит нам об апостолах и детях (Божьих. – Прим. ред.), которых вылавливали они из воды», – писал в своем «Педагоге» (ок. 197 г.) христианский апологет и проповедник Климент Александрийский.
Продолжение следует!
