Муза: А как же сияние бриллиантов? Его можно «пережить»?

Полина: Сияние маленького бриллианта, по-моему, еще как-то можно «пережить», а вот полтора сантиметра суперчерной хрустальной материи совершенно «сбивает с толку». Совсем как в случае со знаменитым Vantablack (2014), самым черным из всех оттенков черного, который поглощает 99,965% падающего на него излучения.

Муза: Сегодня мы привыкли рассматривать как драгоценные камни, так и картины в интернете. Какую часть удовольствия, по-твоему, мы теряем, когда не видим произведение художника или ювелира «вживую»?

Полина: Монитор не передает игру цвета и сияния бриллиантов так же, как он не позволяет в полной мере увидеть ни объемность мазка, ни характерные черты произведения искусства. К тому же в состав некоторых масляных красок (особенно на старинных полотнах) нередко входят перетертые полудрагоценные камни, которые влияют на длину волны отраженного света, а значит и на восприятие его нашим глазом. Таким образом «вживую» мы видим большую глубину и насыщенность оттенков на картине.

Всякий материал обладает неповторимой способностью отражать цвет. Когда речь идет о драгоценных камнях, огромное значение имеют форма, качество огранки и полировки. Мастерски выполненная ювелирная работа «вживую» завораживает не меньше, чем написанное маслом полотно.

Муза: Выходит, что в красках каждой картины множество уникальных особенностей. А как же удается подделывать великих мастеров?

Полина: Оценщики произведений искусства скептически относятся к скандалам вокруг подделок полотен старых мастеров: мол, вы сначала попробуйте скопировать Ван Эйка. Дело здесь, конечно, не только в самих красках, но и в том, как художники с ними работали, в личной технике и в тысяче других факторов.

Муза: Сегодня популярностью пользуются акриловые краски. Как ты к ним относишься?

Полина: Я предпочитаю мир масляных красок с натуральными составами. Некоторые из них, между прочим, токсичны.

Недавно я наконец добралась до своей мечты – купила несколько тюбиков Old Holland. Основанный в 1664 году, этот старинный Дом может похвастать собственным музеем. Между собой художники шутят, что, привыкнув к Old Holland, вернуться к краскам, с которыми работал прежде, практически невозможно – так хорошо они держат цвет при смешивании и легко скользят по полотну.

Муза: Расскажи подробнее о натуральных составах. Неужели в Old Holland сохранили старинные рецепты?

Полина: Среди сокровищ марки есть особенно дорогие краски под заказ для особых целей, созданные по старинным рецептам. Чаще всего их заказывают реставраторы, ведь для них воспроизведение оттенков имеет принципиальное значение. К примеру, для того чтобы восстановить уголок темно-синего платья некой дамы, запечатленной пару столетий назад, очень важно иметь возможность работать именно с теми составами, которыми это платье было написано.

Даже сам процесс покупки это не обычный поход в ближайший салон для художников, где можно быстро набрать целую корзину тюбиков, а настоящий ритуал для арт-гурманов. На то, чтобы дождаться после заказа некоторые из таких чудо-красок, нужно время.

Среди ингредиентов красок есть и полудрагоценный ляпис-лазурит, и знаменитый египетский кобальт, и ядовитая киноварь.

В некоторые составы входят органические ингредиенты. К примеру, из смолы камбоджийской гарцинии или мочи коров, которых кормят листьями манго. И конечно же, красный пигмент, добываемый из высушенных и перетертых в порошок самок кошенили.

Муза: Художнику важно оставаться верным одной марке красок?

Полина: Чем дольше работаешь с одним производителем, тем лучше чувствуешь оттенки. Это влияет как на процесс, так и на результат: привыкаешь к скорости высыхания, к мягкости масла, к тому, как оно ложится с кисти на полотно, к движениям, которые нужно совершать.

Преподаватели живописи нередко склоняются к мысли, что художнику стоит определиться с маркой масла и набираться в ней опыта, чтобы достигнуть наилучших результатов. А вот смена масла чревата новыми испытаниями.

Вам нравится статья? Пожалуйста, поделитесь ею в социальных сетях или станьте другом Музы на Фейсбуке и/или в Инстаграм. Amuse A Muse – некоммерческий арт-проект, созданный для популяризации знаний об искусстве и культуре. Он сможет вырасти только с вашей помощью.

Наталья Гузенко, автор проекта

Муза: Живопись – это современно?

Полина: Сегодня некоторые художники заявляют, что им тесно в плоском рисовании… Возможно, они были измучены академическим рисунком. Это один из недостатков сложного пути классического изучения живописи, особенно в строгих советских школах. Может быть, у них просто нет терпения или возможности углубиться в профессию.

Пример тому Клод Моне, который к концу своей творческой жизни сосредоточился на одном и том же мотиве, написав огромное количество кувшинок на воде. Его последние работы, кстати, оказали сильное влияние на американских абстракционистов. Этой теме посвящена выставка, которая проходит сейчас в Музее Оранжери.

Муза: Каким художникам, по-твоему, не тесно в плоской живописи?

Полина: Дэвид Даунтон, современный иллюстратор-акварелист, неутомим в своем поиске штрихов. Делая до сотни эскизов с одной модели, позже он анализирует их и собирает самые удачные в финальное произведение. Как можно назвать «скучными» работы неоэкспрессиониста Пера Киркебю (умер 8 мая 2018 года.– Прим. ред.)?Или фигуративной художницы Карен Оффат?

В классической живописи просторы для совершенствования штриха и техники безграничны, если говорить исключительно об эстетике.

Для реалистических работ также остро стоит вопрос о точной цветопередаче. Семь раз сверь оттенок – один раз положи! Темный на самом деле может оказаться не таким уж и темным, а линия, которая якобы должна находиться в определенном месте, может быть незаметна в реальности.

Тут стоит вспомнить о принципах китайского теоретика живописи Се Хэ, который еще в V веке заявил, что важно запечатлеть «одухотворенный ритм живого движения», присущий всему в природе.

Муза: К этому «одухотворенному ритму живого движения» и пришел в своей живописи Клод Моне, не так ли?

Полина: Именно. Мы же не смотрим на его произведения в поисках дюреровской перспективы. У «Кувшинок» Моне и горизонта-то толком нет! Речь идет о чем-то более глубоком, мощном. Именно к этому художники классической школы и стремятся.

Моне находил все больше возможностей приближения к чуду: умению различить как можно больше оттенков, нюансов и тонкостей, а также способности создать «неподвижное движение» на полотне. Художник старался отразить то прекрасное состояние, в которое нас погружает природа. Моне называют художником дзен не случайно.

Почему так легко отличить произведения его подражателей от оригиналов? Потому что они не открывают тайны, написанной на языке более содержательном, чем человеческая логика и речь.

Думаю, что созерцание этой тайны, словно таинства жизни, – само по себе образование, а может, если верить тантрическо-буддистской школе живописи, и духовный путь.