Читайте также первую часть интервью: Дикие души. Как национальному романтизму стран Балтии удалось покорить Париж 

Музей Орсе: Расскажите о том, что происходило «за кулисами». Сложно ли было организовать выставку «Дикие души»?

Родольф Рапетти: Организовать эту выставку было легко, поскольку подготовка к ней проходила под патронажем президентов и министерств культуры трех стран. Конечно, я напрямую работал с национальными художественными музеями в Риге, Таллинне, Тарту, Вильнюсе и с Музеем Чюрлëниса в Каунасе.

С самого начала мы решили, что информацию о работах 25 символистов-участников нам представят специалисты по каждому из художников. Затем эти тексты были переведены, и уже на их основании мы создали каталог на французском. Все свои пожелания я направлял Гинте, а она координировала процесс со своими коллегами.

В каждом музее я отобрал картины, включая и те, что хранились в запасниках. Окончательная селекция прошла после проверки состояния произведений.

Профессионалы этих музеев работают так слаженно, что, когда президент Музеев Орсе и Оранжери Лоранс де Кар захотела открыть выставку в 2018 году вместо 2019-го, все музеи дали свое согласие через день после запроса.

Музей Орсе: Как родилось название выставки «Дикие души»? Это ведь ваша идея, не так ли?

Родольф Рапетти: Сегодня кураторы ищут названия, которые смогут привлечь внимание. Первая наша версия звучала как «Символизм в странах Балтии». А «Дикие души» появились в Риге на совещаниис директорами и хранителями музеев-участников.

Я вспомнил о том, что для коллективной экспозиции в Хельсинки, посвященной символическим пейзажам, мои финские коллеги выбрали название «52 души». И это название отлично сработало.

Во время собрания в Риге я понял, что хотел бы подчеркнуть аутентичность, «дикость» (в том смысле слова, в котором его употреблял по отношению к себе Гоген) балтийского символизма. Я предложил: «Почему бы не “Дикие души”?» И эта идея всем понравилась.

Музей Орсе: В самих странах Балтии редко говорят о символизме, называя это течение «национальным романтизмом». Почему?

Родольф Рапетти: Термин «национальный романтизм» употреблялся с самого начала существования течения. Кстати, он так же, как и «символизм», не был придуман историками искусства, а взят ими как уже существующий.

Этот политический аспект не чужд романтизму. Вспомним, к примеру, о немецком движении «Буря и натиск», направленном на поиск своих корней. Когда мы находим корни, согласно идеологу «Бури и натиска» Иоганну Гердеру, мы находим свой язык, свою литературу.

У этого движения в Европе возникло много последователей. Один из самых известных – Элиас Лённрот, объединивший в 1828 году карельские народные эпические песни в «Калевалу».

Музей Орсе: На выставке довольно много «темных, мучительных» работ. Это связно с трагической историей балтийских стран?

Родольф Рапетти: Без сомнения. Нужно хорошо понимать, что границы стран Балтии постоянно менялись. А в определенный момент истории они и вовсе не имели собственных границ, потому что не были самостоятельными государствами.

Вам нравится интервью? Пожалуйста, поделитесь им в социальных сетях или станьте другом Музы на Фейсбуке и/или в Инстаграм. Amuse A Muse – некоммерческий арт-проект, созданный для популяризации знаний об искусстве и культуре. Он сможет вырасти только с вашей помощью.

Наталья Гузенко, автор проекта

В работах художников видна характерная тень, которая падает перед персонажами. Это символ не только политической нестабильности, но и экзистенциальной: кто мы, родившиеся в этой стране?

В письменных источниках тех лет мы находим подобные вопросы: чем является наше искусство? какое ему можно дать определение? И каждый отвечает на них по-разному.

Картины латышского живописца Яниса Розенталса созданы в синтезе с мировым искусством, а эстонский художник Оскар Каллис опирается на фольклор, на традиционные эстонские скульптуры.

Читайте также третью часть интервью: Дикие души. Как национальному романтизму стран Балтии удалось покорить Париж

Главное фото: Под летним солнцем, Оскар Каллис, 1917, Эстонский художественный музей, Эстония